The act of observation changes the narrative
Хоть и пребываю сейчас в несколько окопном состоянии, всё же попытаюсь как-нибудь здесь отметиться. И выложу, что ли, недавно дописанный рассказэ. У меня попросили написать PwP, а я... я как всегда. В итоге получилось нечто странное, что я обозвала фиком Шрёдингера. Вот знаете, как в сказке было - царь попросил придти не одетым, но и не голым, не пешком, но и не верхом и так далее? - и герой удачно выкрутился из ситуации, надев на себя сеть и приехав вроде бы на свинье, так что приходилось перебирать ногами по земле. Я плохо помню ситуацию, но не суть важно. Так вот, история именно такое и напоминает. Это не ориджинал, потому что ноги у него растут из ролевой по хорошей MMORPG под названием Guild Wars 2 и персонажа моей диар оттуда. Но это и не фанфик, потому что местных реалий там мало, о-очень мало, и это совершенно самостоятельная история, которую может читать каждый, кто игру даже в глаза не видел (а вот как раз у тех, кто играл, она может вызвать баттхёрт). Здесь вроде бы слэш... а с другой стороны, и не слэш. Вроде бы и R... (ну впрямь, там про секс полтора коротких абзаца), но деталей достаточно для NC-17. И при том ни одна из деталей прямо не называется, да что там, не называется вообще. Это можно посчитать сексом с посторонними предметами... а с другой стороны, какой же это предмет. С виду здесь даже есть BDSM, но по сути - какой нафиг это BDSM? И можно ли считать это сексом с несовершеннолетними, если ГГ во время описанных событий всё-таки ещё подросток, но, но...
Короче, я просто не знаю, какие теги я буду ставить, если решу выкладывать на фикбуке.
Зато писать было фаново, потому что я решила не заморачиваться и делать это, как придётся, совершенно не думая над содержанием. Большая часть текста писалась с той же скоростью, с которой я печатаю, и сразу с головы, и придумывала я всё в основном по ходу дела, совершенно не заморачиваясь над формулировками. В итоге получилось в шесть раз быстрее, чем обычно. Ближе к концу уже запнулась и долетела на одном крыле, и ковырялась над каждой фразой уже подолгу. Результат? При проверке пришлось исправлять бесконечно и редактировать почти всё в последней трети-четверти, а то, что было написано на одном дыхании - только чуть-чуть подчистить и добавить случайно пропущенные слова. Но стиль для меня упоротый, да.
Текст про подростка, его зеркальные отражения и невоплощённые желания, которые резче всего проявляются, когда тебе пятнадцать лет плюс-минус, и когда некому и некого обнять.
UPD. Подредактировала текст под катом. Ну почему многие ошибки и фиговые формулировки видны, только когда уже выложишь, а так хоть сорок раз читай с ворда, блокнота или чего угодно, но их не заметишь в упор?
Mirror, Mirror
Когда Вивиан был ребёнком, ему казалось, что в зеркале кто-то живёт. Кто-то недобрый и чужой, хоть и черты лица имел те же, что и сам Вив. Лицо такое же – вот только выражение его меняется снова и снова, стоит вглядеться попристальнее. Если долго смотреть на отражение, то оно начинает расплываться – смазывается, обрастает в неподходящих местах кожей; глаза видятся тёмными провалами, рот растягивается в кривой усмешке, а иногда и вовсе исчезает, и тогда на Вива пучит провалы глазниц бесформенный череп, обтянутый чем-то гадко-телесным. Но это если не отрывать взгляда действительно долго, а так существо в зазеркалье обычно просто корчило рожи, будто насмехаясь над страхом мальчишки. Поэтому Вив не любил зеркала и старался избегать их. Особенно в сумраке или темноте, когда всё мутное и нечёткое. И без всякого зеркала может привидеться всякое… Вив был уверен, что если взглянет в зеркало в темноте, то сразу же увидит за стеклом гримасничающую рожу, даже всматриваться не придётся. А спать потом как, если знаешь, что оно там? Стоит только сделать несколько шагов к зеркальному проёму…
И при всём при том мальчик иногда эти несколько шагов делал. Не в темноте, разумеется, а днём. Становился напротив, переставал моргать – и его страшный двойник немедля появлялся. И тогда надо было отвернуться – быстро-быстро. Иначе отражение успеет обрести свою жизнь. Вдруг оно тогда захочет уничтожить Вива и занять его место? Ведь там, в зазеркалье, наверное, так холодно и одиноко… Даже холоднее, чем здесь, наяву, в огромном доме, принадлежащем семейству Вива. Иначе почему стекло всегда такое ледяное на ощупь?
***
Когда Вивиан стал постарше, он узнал, что детские страхи были обыкновенными выдумками. Нет никакого зазеркалья. Зеркало - всего лишь раскатанный лист стекла, на который нанесли сплав металла. А эффект гримасничанья появляется из-за того, что глаза, если не моргать, устают и начинают обманывать. Если на что угодно смотреть таким образом, оно начнёт меняться, просто на отражении это заметнее всего. Так что подросток больше не боялся подходить к зеркалам и рассматривать своё лицо. Ему просто было немного не по себе, да и всё.
Кто не пытается оценить свою привлекательность в четырнадцать лет? Сравнить с другими людьми – хорош, или рожа плевка просит, и никто на парня с такой физиономией в жисть не позарится, даже будь он хоть сто раз знатного рода и будущий наследник немалого состояния? Состояние и титул в то время Вива вообще мало волновали, пусть даже целый сонм разнообразных учителей и наставников пытался сделать из него достойного отпрыска главы семейства. Вот прыщики, незнамо по какому праву вскочившие на лбу – это да.
И вообще, Вив, со свойственной многим юнцам неуверенностью в себе, к внешности своей относился критически и придирчиво. Вот и в тот раз всматривался в отражение (даже на время позабыв, что оно может начать вести себя неподобающе) в поисках ответа на главный мучивший его тогда вопрос: а можно ли считать, что я очень даже ничего? Служанки говорили, что он мил, но в таких делах разве им стоит доверять? Они что хочешь скажут, чтобы заслужить расположение господина. Наверное, они бы говорили это каждому, будь он даже прыщав от лба и до подбородка, косоглаз, кривонос и с заячьей губой вдобавок.
По счастью, этого всего, как тщательно Вив ни присматривался, он за собой не углядел. Ну может, лицо и не картинка… Обычное, человеческое. И нос вроде как обычный, хотя нет, вполне даже хороший нос. Ровный. Волосы тёмные и даже немного с рыжиной – диковинный цвет, можно записать в плюс и даже чуточку гордиться. Подбородок… Ну не то, чтоб прям совсем выдающийся (Вивиан на всякий случай выпятил нижнюю челюсть и посмотрел в профиль, скосив глаза; и сразу же впятил обратно, потому что вид приобрёл от таких мимических упражнений непередаваемо дурацкий), но и не слабый. По крайней мере, не переходит сразу в шею, как у этого занудного Эриха, с которым пытались его когда-то подружить родители – он-де, личность немаловажная, пусть только подрастёт, а ты учись завязывать связи и полезные знакомства. А то правила вежливости вроде как и вбили, а впрок не пошло. В отношениях с людьми Вив поразительно терялся. А потом приходилось выслушивать упрёки от отца, когда он всё-таки соизволял снизойти к сыну, дабы в очередной раз сообщить, в чём тот очередной раз провинился. Но что мог Вив поделать, если просто не представлял, как себя вести? И уши у него наверняка предательски краснели, когда он в очередной раз пытался кого-нибудь обаять. Уши лососиного цвета. Или лососёвого. Просто замечательно.
Вивиан скривился и показал отражению язык. Отражение послушно высунуло язык в ответ, не отстав ни на мгновение. Мысленно приказав ему вести себя хорошо, подросток вернулся к разбору своих достоинств и недостатков.
Да, уши как-то не очень. Может, отпустить волосы пониже, чтобы их закрывали? И назад так далеко с висков не зачёсывать. А то только больше торчат. Как лопухи.
Всласть проехавшись по ушам и преисполнившись какого-то мрачного удовлетворения, Вивиан перешёл к разглядыванию глаз. Их он решил оставить напоследок, чтобы окончательно не впасть в подавленное расположение духа после осмотра всех остальных достопримечательностей лица. Глаза ему втайне даже нравились. Цвет у них был привлекательный, зелёный. С тонкими прожилками карего, которые придавали им какую-то особую загадочность, что ли. Чисто зелёные были бы лучше, конечно. Чтобы сравнивать их с изумрудами и прочими красивыми вещами, как обычно в стихах и прочей литературе романтического плана, которую Вив втайне от наставников почитывал, особенно места про поцелуи. Но оникс тоже ничего. Ониксовоглаз и темнорыжеволос. Звучало ничего так, хотя насчёт «темнорыжеволосого» Вив уверен не был. Может, лучше «чернобуролисоволос»? Тоже как-то… кхм.
Задумчиво закусив губу, подросток созерцал своими «ониксовыми» глазами отражение, а оно смотрело в ответ. И даже как будто насмехалось над потугами Вива. Словно знало что-то такое, что неведомо ему.
Вивиан приблизил лицо к стеклу вплотную и строго посмотрел на двойника.
- Как думаешь, уши прикрывать или не надо? – спросил, будто бы ему могли ответить. Отражение шевелило губами в такт, поддерживая игру, и щурило глаза. Вивиан тоже прищурился, наблюдая за проблеском зелени между ресниц. Чёрные точки зрачков расширялись и затягивали, вытесняя радужку, отчего становилось жутковато. Но Вив не отвернётся на этот раз, нет.
- Можешь не делать вид, что разговариваешь. Я всё равно тебя через стекло не слышу, - сообщил подросток отражению. Оно послушно повторило все слова – разумеется, беззвучно.
- Зачем ты приходишь на меня смотреть каждый раз? – происходящее отдавало лёгким безумием, а зеркало было просто стеклом и металлом, и всё же. Никто Вивиана здесь не побеспокоит, и даже надоедливые слуги умеют стучаться. Почему себе не позволить небольшую глупость? Голос звучал в тишине комнаты неуместно, но его хотелось продолжать слушать. – Зачем продолжаешь притворяться, что ведёшь беседу?
Отражение загадочно смотрело из-под ресниц, и в глазах его, казалось, таились потусторонние искры, хоть подросток и знал, что это всего лишь отблеск светильника позади. Вивиан дотронулся до гладкой поверхности. Тот, зазеркальный, тоже поднял руку и коснулся пальцев Вива своими. На мгновение подростку показалось, что он чувствует что-то ещё, кроме твёрдого стекла. Но он не мог сказать наверняка, а вот холод – холод ощущался отчётливо.
- У тебя пальцы озябли, - сказал Вивиан двойнику. – Тебе что, тоже поговорить не с кем?
«Не с кем», - явственно прочитал по губам.
- Значит, нам обоим не повезло, - вынес он вердикт и посмотрел на отражение уже с приязнью. Оно, кажется, было не против, и глядело на Вива тоже вполне благосклонно. – И зачем ты мне рожи в детстве корчил. Когда ты этого не делаешь, то вполне симпатичный.
Комплимент двойнику вроде бы польстил. По крайней мере, заставил улыбнулся.
Вивиан вздохнул и прислонился лбом к стеклу, прикрывая глаза.
- Я же знаю, что тебя не существует… - признался он отражению. – Ты уж прости.
Отражение промолчало. Наверное, обиделось и ушло, воспользовавшись тем, что Вивиан перестал на него смотреть.
Подросток постоял так ещё немного – ему было отчего-то грустно и одновременно спокойно. Уходить не хотелось, отнимать головы от зеркала тоже. Оно вроде бы и не таким студёным уже стало. От тепла человеческого тела, видать. Если бы двойник остался, может, погрелся бы хоть немного.
Но когда снова поднял веки, выяснилось, что отражение никуда не делось. Или вернулось достаточно быстро, чтобы занять прежнее место. Оно стояло, прислонившись лбом ко лбу Вивиана, и выглядело грустным.
Вив вздохнул ещё раз. И быстро, пока двойник не успел отстраниться, коснулся зеркала губами. Стылая гладкая поверхность. Но она нагревалась под дыханием.
Вивиан смежил ресницы так, чтобы оставалась узкая щелочка – только лишь знать, что двойник там, совсем рядом, - и прижался губами теснее, превращая прикосновение в поцелуй. Навалился телом на стекло, скользя по нему пальцами, как будто желая приласкать того, кто за ним скрывался. Зеркало на вкус было… никаким. Как твёрдая вода, только не лёд, не настолько холодное. Но Виву казалось, что под прикосновениями оно подаётся, что его можно растопить и ощутить что-то, что-то…
Подросток опомнился и отшатнулся, тяжело дыша. Сердце бухало в груди и отдавалось в ушах изнутри. Отражение, мутное и искажённое, выглядело таким виноватым, каким себя чувствовал он сам. Влажные следы от языка на запотевшем от дыхания стекле вызвали острый приступ стыда, а двойник был свидетелем и сообщником всему, что произошло.
Но хватит себя обманывать. Нет никакого двойника, это просто обыкновенное зеркало. А Вивиан – обыкновенный псих, который целуется со своим отражением, как полный идиот. Как же, наверное, глупо и жалко это выглядело со стороны!.. А если бы кто-то зашёл? Пусть даже они не заходят без предупреждения, но всё равно успели бы увидеть следы, и тогда…
Вив мысленно застонал и начал поспешно стирать рукавом мокрые пятна с зеркальной поверхности. Запонка проехалась по стеклу с мерзким скрипом, от которого подросток весь сжался. Он испугался, что оставит царапину, и тогда все точно поймут, чем он тут занимался. Как именно из царапины можно вывести его постыдный поступок, Вив не знал, но почему-то был уверен наверняка. По счастью, камень, вставленный в запонку, не был алмазом, и зеркало не пострадало. А вот следы затираться не хотели, только размазывались ещё больше, что разжигало вдобавок к стыду раздражение и злость. Вивиану пришлось повозиться, чтобы вернуть зеркало в прежнее состояние – и он вытирал его до тех пор, пока на поверхности не осталось ни единого пятнышка и оно не стало таким же кристально чистым, как прежде.
Но даже если оно внешне выглядело так же, как до этого случая, Вивиан не сумел стереть пятна, испачкавшие воспоминания. Больше он подобными глупостями не занимался.
***
Прошло ещё какое-то время. Ничего в жизни Вивиана особо не менялось – только добавлялись наставники и появились некоторые обязанности, которые он всей душой ненавидел. Гордым наследником знатного рода он себя не чувствовал. По правде говоря, вообще никем особенным он себя не чувствовал. Дни шли за днями без всякого просвета, и Вивиану уже начало казаться, что так будет вечно, и ничего стоящего и интересного его впереди уже не ждёт. Оставалось только свыкнуться с этой мыслью.
Но затем произошло событие, которому всё же удалось изменить его судьбу, хоть на первый взгляд оно вовсе не выглядело таким уж значительным. Просто в город приехал странствующий цирк, и Вивиан об этом узнал – обмолвилась одна из служанок. Им вообще-то не дозволялось разговаривать с сыном хозяина дома без причины, но они периодически нарушали приказание, не умея держать язык за зубами дольше пары десятков минут.
То, что услышал Вив, казалось волшебной сказкой, слишком прекрасной, чтобы в неё можно было поверить. Звери из дальних стран, что повинуются каждому человеческому слову или жесту и умеют вытворять вещи, которые от неразумных созданий совершенно не ждёшь! Люди с гибкими телами, ловкими руками и хорошо подвешенными языками, приехавшие, вероятно, из тех же дальних стран, что и звери – они могут заставить смеяться и плакать, затаивать дыхание от ужаса и кричать от восторга. А маги-иллюзионисты, искусные фокусники? Им доступны все тайны этого мира. Они могут сотворить что-то из ничего или сделать одно совсем другим. Ну или заставить поверить в это всех присутствующих, что почти то же самое.
Естественно, Вивиан хотел туда попасть, как же иначе? На его веку цирк ни разу не приближался к столице королевства, да и сейчас его не пустили внутрь, оставив далеко за стенами. Возможно, с точки зрения администрации города, это и было верным решением, но Вивиан с таким положением вещей не соглашался. Как можно отвергать нечто столь чудесное? Вот он не собирался пропускать такое событие. Возможно, единственное стоящее событие всей жизни.
Потому и пребывал в радостном предвкушении, и даже рутинные занятия не казались теперь такими уж тягомотными, хоть и сложно было усидеть на месте, выписывая с карты названия провинций и заполняя пространство листа кляксами и информацией из уст учителя. Даже сухие наименования выглядели теперь загадочными и привлекательными: они скрывали за собой места, которые подросток никогда не видел, но хотел бы увидеть, и людей, которых он никогда не знал, но хотел бы узнать поближе.
Праздничное настроение продлилось ровно до того момента, когда Вивиан поделился чаяниями с отцом во время их обычной вечерней встречи, где обычно рассказывал о своих успехах или отсутствии таковых. Ответ отца был скор, резок и однозначен, и прозвучал для Вива, как приговор.
Нет, никаких цирков, ни в коем случае. Это развлечение для черни, а потомку древнего рода, служившего трону с незапамятных времён, не пристало водиться с такими людьми и предаваться подобным низкопробным «удовольствиям». Вивиану надлежит заниматься только тем, что ему пристало по положению, а мыслей о чём-то другом даже возникать не должно. Сегодня он желает, видите ли, посмотреть на цирк, завтра уже водится со всякими подозрительными личностями, его кругу не принадлежащими, а послезавтра позорит семью так, что она становится предметом обсуждения и осуждения даже при дворе. Сплетников приходится убивать на дуэлях, потому что некоторые слова можно смыть только кровью, а готов ли Вивиан за себя постоять, если даже нормально удержать меч в руках не способен, а уж тем более орудовать им против достойного противника? Ведь Вивиан же не хочет закончить, как его дядя, имя которого сейчас предано забвению?
Вивиан не хотел.
Тогда марш в постель, и чтобы я больше не слышал от тебя ничего об этом. А с завтрашнего дня я прикажу, чтобы часы занятий фехтованием увеличили вдвое. Если у тебя будет меньше времени на глупые мысли, может ты и возьмёшься за ум, кто знает. Пока от тебя одно разочарование, - вот что сказал отец.
- И всё равно сбегу и посмотрю, - сообщил зеркалу тем вечером Вивиан после того, как наплакался всласть в подушку. Вероятно, орошать слезами спальные принадлежности наследнику аристократического дома тоже не пристало, и отец рассердился бы, узнай об этом, но по правде говоря, подростку было уже всё равно.
И он действительно сбежал. Сказался больным, и прежде чем успели доложить отцу – а тот бы наверняка догадался, в чём дело, и задержал Вива – выбрался из дома через окно. Деньги у него с собой были; подросток смутно представлял, сколько может стоить посмотреть на цирк. С одной стороны, отец говорил, что это развлечение для черни, а вряд ли у них так уж много денег, чтобы тратить на забавы. А с другой – нечто столь удивительное разве бывает дешёвым? Так что Вивиан на всякий случай взял десяток золотых, и теперь они позвякивали у него в кармане, придавая уверенности.
Он знал, что его выходка была сумасшествием, но просто не мог от неё отказаться.
Как он пробрался через весь город и за ворота, как искал цирк – это отдельная история, и не самая весёлая. Но все мытарства подростка были вознаграждены, когда он своими глазами увидел необъятный полосатый купол, раскинувшийся перед ним, и огромную толпу, в которой смешались представители всех рас и всех слоёв населения. Звероподобные чарры, продвигающиеся в людском потоке с неожиданной грацией. Мелкие мохнатые асура, рядом с которыми часто шествовали дивные самоходные механизмы. Сильвари, чьи тела были покрыты листьями, а волосы казались растительностью в совершенно буквальном смысле слова. Нависающие над всеми грозные норны – эти, впрочем, выглядели вполне похожими на человека. Ну и люди, конечно же – мужчины и женщины, и дети, и даже старики. И все они двигались к шатру, галдя, переговариваясь, периодически разражаясь взрывами смеха или выкликивая в толпе знакомых. От шума, создаваемого многосотенной толпой, у Вивиана заболела голова, но это было абсолютно неважно. Ему всё казалось волнующим, всё внове, а внутри словно махали крыльями тысячи бабочек, отчего он сам чудился себе лёгким-лёгким, готовым подняться над землёй от любого толчка.
Вход оказался куда дешевле, чем полагал Вивиан. Его карманы кто-то довольно быстро освободил от лишнего веса, как только подросток перестал беречь золото как зеницу ока. Но это его совершенно не беспокоило. Он был захвачен предвкушением предстоящего зрелища и не собирался обращать внимание на такие мелочи.
Наконец, все расселись и притихли. Под куполом притушили свет, и началось представление. Оно было именно так прекрасно, как Вивиан и предполагал. Там было всё – и звери, прыгающие через огонь или приносящие чай на подносе. И акробаты, которые на высоте десятка метров выписывали в воздухе своим телом необыкновенные фигуры и гнулись по-всякому, будто у них не было костей. И жонглёры, что швыряли друг другу горящие факела и разные другие предметы. И актёры со сценками, которые Вивиан понимал не до конца, но смеялся вместе со всеми.
Но лучше всего оказался маг-иллюзионист. Когда он выступал, свет погасили совсем, и в темноте распускались удивительные цветы – красные, жёлтые, синие, но больше всего лиловые. Они проклёвывались из засыпанного опилками пола, тянулись бутонами к куполу и там раскрывались над головами публики, превращая тканый потолок в холст для картин. А потом цветы рассыпáлись искрами и огнями, и сияющая пыльца падала прямо на зрителей. Этих светляков можно было поймать, и они продолжали мягко лучиться даже в ладонях, не обжигая пальцев. А дракон? Когда его гигантский сверкающий силуэт вылетел словно бы ниоткуда и взмахнул крыльями, подняв самый настоящий ветер, раздались испуганные вопли – но они стали втрое громче, когда дракон раскрыл пасть и пыхнул пламенем, осветив на несколько мгновений сотни потрясённых лиц. Многие в страхе закрылись руками или зажмурились, но Вивиан нет. Он мог только смотреть широко распахнутыми от восторга глазами на дивное создание, отпечатывая его в памяти на всю оставшуюся жизнь, восхищаясь каждой чешуйкой, каждым изгибом изящного змеиного тела, - и талантом человека, которому подвластно воплотить подобное существо в реальность.
Дракон сделал несколько кругов по шатру, заставляя шевелиться волосы на головах зрителей. А затем выпустил через ноздри несколько колец разноцветного дыма, которые одно за другим перетекли в причудливые фигуры, - и распался на мириады фиолетовых бабочек, разлетевшихся по шатру, где их тотчас же начали ловить дети. Вивиан и сам поймал такую – она шевелила крыльями в его горсти, и можно было даже рассмотреть её лапки и усики. Бабочка выглядела совсем как настоящая, и ощущалась вполне материальной. К сожалению, долго это не продлилось – уже через несколько мгновений она стала полупрозрачной, будто бы призрачной, а потом истаяла совсем. Подросток понимал, что так и будет, но ему всё равно было жаль. Как и того, что выступление фокусника оказалось последним в программе. Включили свет, и мужчина, по чьей воле только что на глазах собравшихся произошло самое настоящее чудо, откланялся и объявил о завершении сегодняшнего представления. Вивиану захотелось разглядеть его лицо, но оно было скрыто за лиловой маской, покрытой блёстками. Если бы не яркий костюм, иллюзионист показался бы, наверное, совсем невзрачным, но Вив не ощутил разочарования. В этот момент ему больше всего хотелось быть по другую сторону барьера, отграничивающего лавки зрителей от сцены. Может, даже самому вызвать к жизни что-то настолько же восхитительное, как то, что он только что увидел… Но поток зрителей уже понёс подростка к выходу. Пришлось забыть на время о мечтах и следить за тем, чтобы не придавили в толпе или какой-нибудь норн не оттоптал ноги подбитым сталью сапогом.
А с той стороны беглеца уже ждали, почти у самых воротец, что были навешены на хлипкое ограждение вокруг прицирковой территории. Наверное, высланные отцом стражники не ворвались внутрь только потому, что не хотели поднимать шум и давать пищу пересудам, а иначе бы вытащили Вива из цирка сразу же, не дав досмотреть представление.
Дома, как и стоило ожидать, его ждал выговор отца и порка. И даже мать, хоть обычно не принимала участия в семейных делах, и то нашла в себе силы спуститься вниз из своей спальни, где проводила в постели дни и ночи, слишком хрупкая здоровьем для того, чтобы вставать. Кто-то не сдержал язык и разболтал ей, что сын сбежал из дома; семейному доктору пришлось потрудиться, чтобы привести её в чувство. После целебного кровопускания мать была бледна, но вполне держала себя в руках, да и настойка из лавровишни сделала своё дело. Так что она даже смогла рассказать Вивиану, как сильно его любит, пусть даже тот из-за своих эгоистичных капризов чуть не свёл её в могилу. Она так плакала, что у Вива разрывалось от боли сердце. И это, пожалуй, было куда хуже порки, хоть после неё и пришлось лежать пластом два дня: розги шли в ход не первый раз, но вот расстроить мать настолько сильно Виву довелось впервые. И впервые ему по-настоящему хотелось исчезнуть. Так, чтобы никогда и не существовало человека по имени Вивиан, а вместо него родителям достался кто-то получше, кто не расстраивал и не разочаровывал бы их. Но поделать что-то с этим Вив не мог, и деться ему было некуда – если бы он ещё раз вздумал своевольничать со своей жизнью, то у матери точно не выдержало бы сердце.
***
И снова один за другим вереницей потянулись дни. Вивиан старался не думать ни о чём, кроме как быть примерным сыном, выполнять веленное и слушаться наставников. Но мысли всё равно иногда возвращались к тому дню, когда он прикоснулся к неизведанному и прекрасному. И пусть воспоминания были испорчены, безнадёжно отравлены тем, что произошло потом – даже осознанию собственной вины не удалось полностью заглушить восторг от увиденного, уничтожить в Виве желание самому причаститься к чуду.
И когда один из наставников случайно обмолвился о науке создания иллюзий (причём довольно пренебрежительно), подросток не смог скрыть интереса. Ему пришлось согласиться, что подобные практики противоестественны и даже ещё более противны природе, чем обычная магия или некромантия, - лишь бы учитель ещё крепче не взялся ругать «несносных фигляров, играющихся с силами, которые находятся выше человеческого понимания». Вивиан осторожно подтолкнул разговор к интересующей теме: что же магия иллюзий такое. Он сказал, что ему важно это знать, чтобы точно взвесить степень абсурдности влечения к магии, и учитель даже похвалил его за такое сознательное и ответственное отношение к предмету. А на следующий раз принёс книгу «О создании фантомов, миражей и химер», что представляла собой написанное цветистым и архаичным языком руководство именно на ту тему, что заявлялась в названии. Вивиану задали изучить врага, что называется, от корки до корки и написать эссе о вреде обмана органов чувств.
Подросток мог потянуть время – одну неделю, максимум две, - но потом книгу надо было вернуть. И он принялся её переписывать от руки.
Он посвящал этому каждый час, каждую минуту, свободные от обязательных занятий и повинностей. Иногда проваливался в сон – когда пальцы переставали удерживать перо, а разум отказывался оставаться в сознании. Но потом удавалось как-то очнуться, и Вивиан снова принимался за работу, проклиная себя и свою слабость. Надо было спешить – ни одной строчки не должно пропасть. Он себе бы никогда не простил, если бы раскрытие самой главной тайны осталось на последних страницах и уплыло из рук точно так же, как в них появилось. По счастью, его плохое самочувствие через несколько дней заметили, и лекарь приписал постельный режим и пиявок. Вива не тревожили, и это дало ему ещё несколько часов в сутки.
Про эссе Вивиан совершенно забыл. Учитель напомнил, когда подросток принёс книгу обратно (а под перинами уже лежала толстая пачка рукописных листов – почти точная копия от первой до последней страницы). Вив думал, что его будут ругать за невыполненное задание, и приготовился к выговору и наказанию. Но учúтеля предупредили о болезни подопечного, и с виду тот правда выглядел больным, а не симулянтом, который решил устроить себе из-за лени перерыв в занятиях. Так что нагоняя Вивиан избежал. И всё же учитель не посчитал болезнь достаточной причиной, чтобы отказываться от задания совсем. В этом вопросе он решил держаться строго и сообщил, что эссе становится задолженностью, и до конца месяца его нужно написать. Без ущерба для основных занятий, разумеется. Книга пока остаётся у Вивиана, да и потом её можно не отдавать, потому что такой ерунде всё равно не место на полке у уважаемого человека.
Два дня Вивиан отсыпался, а потом принялся изучать магию иллюзий – месмерство, как это, оказывается, по-научному называлось.
Занимался он этим тайком по вечерам и ночам в своей комнате, прекрасно понимая, что отец будет в ярости, если прознает об увлечении сына. Каждый вечер Вивиан совершал преступление, каждый вечер всё сильнее отдалялся от той достойной уважения личности, которую из него пытались вылепить. Но искусство создания фантомов слишком манило, чтобы Вив нашёл в себе силы от него отказаться.
Очень быстро он понял, что фокусник-месмер из цирка был гением. Возможно, единственным в своём роде, и Вивиану с ним не сравниться никогда. Чтобы вызвать к жизни фантом, надо всё время держать в уме образ того, что хочешь увидеть наяву, причём не только внешний вид. Вот взять, например, бабочку. Недостаточно знать, как выглядит бабочка – а ведь далеко не каждый из нас обращал внимание даже на это; мы в курсе, что у бабочки есть цветные крылья, и тельце, и лапки, и предположительно глаза и усики, но представляем всё крайне смутно, а ведь есть великое множество мелочей, без которых насекомому не жить и никогда не подняться в воздух. И если всё-таки уделишь достаточно времени рассматриванию и запоминанию, так что сможешь чётко её представить – может, на какое-то краткое мгновение после произнесения необходимых магических формул и соткётся из воздуха призрачный образ. Но его невозможно будет удержать, если не знать бабочку изнутри – что она в действительности собой представляет, чем живёт, как работают механизмы, приводящие её в движение. Нужно понять смысл бабочки, самую сокровенную её суть – а поняв, удержать в голове.
Драконы, бабочки, чудесные создания… Вивиану удалось воплотить после долгих месяцев тренировок совсем немногое: призрачные язычки пламени, кольца разноцветного дыма, сияющие искры. Самым мудрёным его творением был иллюзорный плащ, который складками ниспадал с плечей и даже немножко развевался при ходьбе. А ещё он казался материальным на ощупь, но не оставлял впечатления ткани под пальцами – только чего-то вроде бы существующего. Про него нельзя было сказать, из чего он сделан, мягкий он или грубый, плотный или тонкий, бархатистый или гладкий. И хотя это уже казалось важным достижением – Вивиану хотелось большего. Он ведь так мечтал о фантомных существах! О чём-то гораздо более сложном, чем мог создать на данном этапе.
Но, видимо, начинающий маг упёрся в потолок своих возможностей. За следующие два года он освоил множество разнообразных иллюзорных форм, но все они были неясны и расплывчаты. Они выглядели по-разному, но изнутри оставались примитивными и почти пустыми.
Времени на собственные занятия становилось всё меньше. Вивиан требовался для семейных дел всё чаще. Он постепенно впадал в отчаяние. Казалось, его тайное увлечение останется всего лишь детским баловством, которому не место в настоящей жизни. Убежищем, куда можно иногда сбегать, если во всём окружающем мире не найдётся места, которому Вив принадлежит.
Перемен к лучшему не предвиделось. И потому совершеннейшей неожиданностью оказалось событие, после которого магия иллюзий наконец подчинилась Вивиану.
***
Вторую книгу по месмерской науке Вивиан достал уже сам: случайно увидел в лавке редкостей и старинных вещей. Её даже и книгой назвать было сложно. Скорее, написанный от руки дневник, только без личных записей - лишь то, что касалось создания иллюзий. Ничего общего с внушительным фолиантом, на котором основывались все прошлые изыскания подростка. Да и не верилось ему особо, что он сможет найти в записях что-то действительно полезное – ведь учебник, коим Вивиан до сих пор руководствовался, казался исчерпывающим по части пояснений и теоретического материала, техник применения и практических советов. Так что вряд ли удастся узнать нечто новое о науке – такое, что позволило бы Вивиану внезапно стать успешным месмером. Тут следовало посмотреть в глаза фактам и признать, что он просто-напросто не обладает достаточным талантом.
Но всё же ему было безумно интересно прочесть записи человека, гораздо дальше прошёдшего по пути, который хотелось бы выбрать для себя.
Секрет оказался прост, и автор изложил его буквально на первых же страницах. Да, для демонстрации миражей нужно держать в голове образ того, что желаешь показать людям и себе. Да, чтобы создавать замысловатые иллюзии, нужно быть гением, а кроме того, посвящать себя делу двадцать часов в сутки. Всё это действительно так. Но есть ещё кое-что.
В подсознании каждого из нас уже существует целостный, безумно сложный образ, который мы можем воплотить в жизнь без особых усилий. Этот образ – единственное, что по-настоящему постижимо.
В голове у человека хранится знание о себе самом.
О том, что он собой представляет изнутри и снаружи. Об его строении, о процессах, происходящих в организме. Как и почему движется, дышит, живёт – и что заставляет его это делать. Схема, с которой каждое мгновение сверяется природа, определившая человека человеком, причём именно таким, как есть. Со всеми особенностями, что различают индивидуумов.
Всё оказалось так просто. Только найти внутри образ себя и извлечь его наружу. А потом что-нибудь от него захотеть, давая цель и смысл существованию клона.
Вивиан справился в тот же день.
***
Когда Вивиан увидел точную копию себя, стоящую совсем близко – рукой подать, - у него перехватило дыхание. В голову, словно пульс, стучала мысль: у меня получилось! – но почему-то ей никак не удавалось пробиться внутрь, где её можно было бы по-настоящему осознать. Подросток никак не мог поверить, что ему удалось; всё казалось наваждением, галлюцинацией. Голова кружилась от перенапряжения – первый раз дался Виву с трудом. Но юный месмер – а теперь его можно было с полным правом так назвать – знал, что тяжело только поначалу, а потом использование магии должно приходить естественно, как дыхание. Как будто в теле есть особая мышца, которая отвечает за призыв фантомов, но до сих пор её не упражняли, и привели в действие только сейчас, когда узнали об её существовании.
Перед Вивианом стояло его отражение, обретшее плоть. Только оно, в отличие двойника в зеркале, не шевелилось. Лицо ничего не выражало, и глаза были пусты. Будто там, за ними, совсем никого нет. Будто некому из зрачков смотреть.
Всё ещё не веря в свой триумф, парень осторожно сделал шаг к двойнику. Как подходил раньше к зеркалу, только теперь его движения не повторяли. Не прикасаясь, смотрел на лицо, изучая знакомые по отражению черты – и почти их не узнавал.
Видимо, подсознание Вива знало его лучше, чем он мог себе представить.
Для двойника правое не было левым, а левое правым. На лице лежали тени. Уголки рта были опущены вниз. В нём чего-то не хватало, но Вивиан никак не мог понять, чего. Когда понял, грудная клетка клона стала подниматься и опускаться в такт дыханию, а две густые линии ресниц сомкнулись – он моргнул.
Вив вдохнул в него жизнь.
Это было страшновато и в то же время завораживающе. Как сон наяву, как некоторые из сказок, где герою приходится блуждать в поисках того, о чём он не имеет никакого понятия; там он бродит по сумеречным землям, куда не проникают законы привычного мира, и встречает странных существ; там всё не то, чем кажется. Нашёл ли Вивиан, что искал?
Парень осторожно протянул руку, как протягивал когда-то изображению за стеклом. Клон стоял неподвижно и невидяще смотрел, и в отражении было куда больше жизни, чем в нём. Вивиан коснулся его плеча, и пальцы чуть не прошли сквозь плоть, как если бы стоящая перед ним фигура являлась призраком. Говорят, если увидеть призрачного двойника, скоро произойдёт несчастье. Быть может, за углом даже поджидает смерть.
Но ведь в месмеризации нет никакой мистики?
Вивиан представил, что касается живого человека. Молчаливого – быть может, потому что обижен и не хочет разговаривать? Когда-то Вив уже просил прощения у отражения в зеркале, и готов попросить ещё раз, хоть и не знал, за что.
Он провёл ладонью по плечу уже смелее. Совсем как настоящий, вовсе не призрак, не фантом. Под одеждой – откуда сознание знает ещё и её? интересно, в записях есть объяснение этому? – тепло человеческого тела, такое, как должно быть. Как Вивиан и представлял по случайным прикосновениям, бывшем в его жизни не так часто.
Как живой.
Двойник снова моргнул, на секунду скрыв за веками тусклые глаза, и вдоль хребта Вива поползли мурашки. От страха, от восторга… От того, что сейчас с ним происходило что-то из ряда вон выходящее, и он сам этому был причиной. Двойник – его создание, то, к чему Вивиан шёл так долго.
Месмер коснулся волос воплотившегося отражения. Гораздо длиннее, чем он увидел тогда в зеркале. Мягкие пряди, в них так приятно запускать пальцы, перебирать. Что Вивиан и начал делать – бездумно, не в силах отказаться от нового для него ощущения. Вот значит как оно – запросто прикасаться к другому человеку, вбирать его в себя через всё органы чувств, тянуться…
Поддавшись порыву, Вивиан обхватил другого-себя, как сделал бы, наверное, с зеркальным отражением когда-то, не будь оно отделено толстой стеклянной стеной. Закрыл глаза и прижался всем телом, пряча лицо в шее, упиваясь тем теплом, которое может дать только физический контакт. Не было неловкости, что обязательно бы возникла при попытке приблизиться к чужому человеческому существу, не было тревоги, заставлявшей держаться настороже; органы чувств обманывались знакомством с этим телом. Привычный ритм дыхания и запах, всё родное настолько, насколько может быть.
Вивиан захотел, чтобы его тоже обняли и окружили теплом. Сложно долго игнорировать тот факт, что человеческое создание в его объятиях стоит безмолвной куклой и никак не реагирует. Чувствуешь себя неуместным.
Двойник чуть помедлил и всё-таки сомкнул руки вокруг Вива. Словно с неохотой, но и этого было достаточно, чтобы создать иллюзию доброй воли.
Пришло, как удар в солнечное сплетение чем-то острым - понимание того, что всё время Вив был, оказывается, несчастен. Как человек, которого десятилетиями мучила жажда, но он о ней не знал, потому что не знал, насколько бывает живительна вода; не представлял, какое облегчение – утолить жажду и утолить желание. Больше, чем желание. Необходимость.
Первые минуты Вивиан просто стоял, блаженствуя от столь близкого контакта. Ему было хорошо и спокойно - овеществившийся призрак состояния, которое он когда-то пережил, прижимаясь лбом ко лбу своего зеркального отражения. Но теперь ярче, полнее.
Месмеру удалось разбить стеклянную стену и вытащить того мальчишку из зазеркалья.
И Вив прикоснулся губами к его губам, совсем как тогда. Просто для того, чтобы убедиться – стены больше нет.
Её не было.
Ничто не помешало прижаться так тесно, как хотелось, смешать дыхания; услышать хриплой вздох: то ли чужой, то ли свой – Вивиану стало не до того, чтобы разбирать. Подросток был словно околдован происходящим, иллюзией близости, которую сам для себя создал. Она кружила голову и мутила сознание, но Вив даже не собирался избавляться от морока; наоборот - желал окунуться в него с головой.
Вивиан и сам не заметил, как простое соприкосновение перешло в глубокий поцелуй, отчаянный и жадный. Раньше он никогда не целовался, но представлял, как это делается – видел и читал. Иногда описания вызывали брезгливость: совать свой язык в чужой рот, влажный от слюны, позволять делать то же самое с собой… Буээ! И всё же, почему-то люди – и в жизни, и в книгах – вели себя так, будто им приятно; неужели они все такие неразборчивые? Нет, наверняка было ещё что-то. И это распаляло воображение, вызывало желание хотя бы попробовать. Временами любопытство становилось просто мучительным…
Но Вивиан не представлял себе, что может найтись человек, с которым он сблизится настолько, чтобы заниматься подобными вещами. Он не был уверен, что такой человек вообще существует.
Целоваться оказалось совсем не противно, а наоборот, очень приятно.
Это занятие по-настоящему увлекло Вива, особенно если учесть, что партнёр был не против. Он не проявлял инициативы, просто позволял делать с ним то, что Вивиану хотелось – но при этом всё же реагировал: подавался навстречу и тяжело дышал, отвечал на движения губ и языка. Когда подросток оторвался от него, чтобы перевести дух, и начал пока неумело гладить по голове, путаясь пальцами в волосах, - двойник приласкался к руке, потёршись о неё, словно кот. Котов Вивиан гладить умел, а вот людей – нет. Оставалось надеяться, что он делает всё правильно.
Вот только у зверей, как оказалось, было важное преимущество перед клонами. Даже у самого облезлого бродячего кота глаза блестели, в них сияла какая-то искра – то ли понимания происходящего, то ли интереса к окружающему миру. Наверное, именно так можно проверить наличие души.
И клону души явно не хватало. Предвосхищая желания Вивиана, он двигался, как мог бы человек или зверь, но при этом оставался безэмоциональным. Было слишком очевидно, что на самом деле ему всё равно.
Это всё глаза, - понял Вив. Всё дело в глазах. Они слишком пустые и кукольные, и никак не выходит придать им нужный блеск.
От невидящего марионеточного взгляда стало слишком не по себе, особенно теперь, когда первая эйфория схлынула.
Месмер заставил двойника закрыть их и повторил поцелуй, но того прежнего удовольствия уже не ощущалось. Никак не удавалось отделаться от непрошеных мыслей; семена сомнений были посеяны. Лицо клона с опущенными веками и двумя полукружьями ресниц выглядело слишком безмятежным, словно он спал.
Вивиан не выдержал и отстранился. Тихо пробурчал ругательство. Припомнил нужные формулы заклинаний.
И тремя пальцами провёл черту перед глазами двойника, которая приняла вид непроницаемой чёрной повязки. Уж на такое его умений хватило.
Вив завязал её сзади, как будто она была настоящей. Ткань ощущалась тканью, то казалось туманом, который невозможно удержать, - но оставалась с виду плотной и реальной. Месмер прогладил воздух от узла и ниже, соткав длинные ленты, что опускались двойнику на плечи и змеились до лопаток. Это выглядело даже красиво.
Теперь двойник казался настороженным и чего-то ждущим. Его губы были разомкнуты, будто он мог дышать только через рот, а грудная клетка напряжённо вздымалась. Теперь он не казался безжизненным, скорее просто слепым – ведь только слепой может добровольно терпеть повязку, не пытаясь её стащить тотчас же.
Вивиан снова прогладил его плечи, спину. Завёл двойнику руки назад – тот, как и следовало ожидать, не сопротивлялся. Ещё одна иллюзия заменила тонкий кожаный ремень, спутывающий запястья. Вид самого себя с завязанными глазами и стянутыми за спиной руками создавал странное впечатление правильности. И всё же Вив прекрасно понимал, что ступил на запретную территорию. Он делает сейчас то, чем заниматься не следовало бы. Но это не так уж и важно. Фатальный шаг он совершил уже давно. Месмерство само по себе непристойно, и если о нём узнают, Вивиан будет опорочен навеки.
Но эту часть своей жизни отдавать на растерзание он не собирался.
Пальцы снова проходятся по одежде, по спине вдоль хребта и между лопаток. Кожа отражения на вкус, как собственная, но пробовать её не в пример приятнее. И видеть, как он доверчиво подставляет шею под поцелуи и деликатные укусы; как поворачивает голову на звук, если не чувствует больше прикосновений; как учащается его дыхание, и он облизывает пересохшие губы…
Он, который другой Вивиан.
Настоящий Вивиан колеблется, проводя ладонью по животу себя-другого. Но он слишком зачарован, и его по-прежнему снедает любопытство. Рука опускается ниже – туда, где мысли в его голове уже обозначили совершенно определённую физиологическую реакцию. Он со смущением понимает, что это – всего лишь слепок с его собственной. Возбуждение месмера проявляется и в его отражении.
Человек в зазеркалье всегда хочет того же, что и Вив.
И будь это хоть сотню раз непристойно – Вивиан мягко толкает двойника на колени. Снова перебирает ему пряди. Смотрит в собственное лицо, не отрываясь – даже когда начинает мутиться в голове, когда всё воспринимается, будто сквозь туман. Двойник старательный, как и сам Вив, и такой же неопытный.
От запретности удовольствия по спине ползут мурашки, и в то же время противно тянет под ложечкой. Сперва не сильнее сладкого спазма ниже, но постепенно крепнет, вытесняя всю привлекательность происходящего. Хуже всего становится, когда вслед за последним импульсом наслаждения очарование момента рушится, и Вивиан словно бы промаргивается, видя теперь ситуацию как есть.
Он сам, жалкий, сам себя унизивший, со своими лососьими ушами и приспущенными штанами, предающийся разврату… извращению… тайком ото всех, используя для самоудовлетворения что-то и без того запретное, а теперь ещё…
Предмет, выглядящий, как человек с чертами лица самого Вивиана, стоит перед ним на коленях – связанный и с завязанными глазами; губы припухшие, из их уголка до подбородка – влажный след. И собственные руки на тёмно-рыжих волосах…
О Лисса!.. - Вивиан беззвучно прошевелил губами имя богини, а мысленно – простонал. Или скорее то был вой - отчаянный от омерзения к себе, которое словно бы заполнило его до краёв и пропитало окружающее пространство; будто каждый предмет в комнате стал свидетелем позора, будто тысячи невидимых глаз смотрят на него насмешливо и неодобрительно, или ещё страшней – с жалостью…
И хуже всего – этот двойник, использованный, с отблескивающим в свете масляных ламп подбородком, и с кривой ухмылкой, которая, как вторая повязка, режет лицо надвое. Словно гримаса в зеркале, если смотреть слишком долго. Примерещилось ли?..
Вивиан поспешно развеял магию, заставив клона рассыпаться лиловыми искрами – не хотел их, получилось само. Тот на прощание стал выглядеть, как будто укорял, а ухмылка действительно померещилась. Что, избавляешься от улик? – не произнесено, но в голове слова услышались отчётливей некуда. Заметаешь следы преступления? Стыдно посмотреть на дело рук своих?..
Рук, ага… Вивиан дрожащими пальцами заправился, застегнул ремень – долго не удавалось попасть в пряжку, и ногти бестолково скребли по металлу и коже. На дневник с записями неизвестного месмера взглянул почти с отвращением – хотелось зашвырнуть куда подальше, но не смог – книжка-то чем виновата? Просто закрыл, спрятал на обычное место, только торопясь – скорей бы с глаз долой, из сердца вон. Да не выйдет. А щёки прилившая кровь жгла, словно клеймом.
Прав был отец, тысячу раз прав…
Как в детстве, Вивиану хотелось плакать и грызть подушку. Только теперь он себе не позволит. Не имеет права.
С завтрашнего дня он будет примерным сыном. Научится всему, что от него требует отец. Будет зубрить до посинения, фехтовать до кровавых мозолей, встретится со всеми людьми, с кем ему прикажут, и даже постарается не выглядеть в их глазах тем ничтожеством, коим является. Всё, что угодно, лишь бы придти вечером, рухнуть без сил на кровать и больше ни о чём никогда не думать.
Но надо как-то пережить эту ночь, чтобы получить возможность забыться и забыть. Наедине с собой, с ворохом постыдных картинок, которые и не думают покидать головы… и наедине с зеркалом.
Которое почему-то снова манит сделать к себе шаг, хотя казалось бы, после всего…
Вот только от вида собственного лица ещё долго будет мутить.
Заказать, что ли, маску?
Короче, я просто не знаю, какие теги я буду ставить, если решу выкладывать на фикбуке.
Зато писать было фаново, потому что я решила не заморачиваться и делать это, как придётся, совершенно не думая над содержанием. Большая часть текста писалась с той же скоростью, с которой я печатаю, и сразу с головы, и придумывала я всё в основном по ходу дела, совершенно не заморачиваясь над формулировками. В итоге получилось в шесть раз быстрее, чем обычно. Ближе к концу уже запнулась и долетела на одном крыле, и ковырялась над каждой фразой уже подолгу. Результат? При проверке пришлось исправлять бесконечно и редактировать почти всё в последней трети-четверти, а то, что было написано на одном дыхании - только чуть-чуть подчистить и добавить случайно пропущенные слова. Но стиль для меня упоротый, да.
Текст про подростка, его зеркальные отражения и невоплощённые желания, которые резче всего проявляются, когда тебе пятнадцать лет плюс-минус, и когда некому и некого обнять.
UPD. Подредактировала текст под катом. Ну почему многие ошибки и фиговые формулировки видны, только когда уже выложишь, а так хоть сорок раз читай с ворда, блокнота или чего угодно, но их не заметишь в упор?
Mirror, Mirror
Когда Вивиан был ребёнком, ему казалось, что в зеркале кто-то живёт. Кто-то недобрый и чужой, хоть и черты лица имел те же, что и сам Вив. Лицо такое же – вот только выражение его меняется снова и снова, стоит вглядеться попристальнее. Если долго смотреть на отражение, то оно начинает расплываться – смазывается, обрастает в неподходящих местах кожей; глаза видятся тёмными провалами, рот растягивается в кривой усмешке, а иногда и вовсе исчезает, и тогда на Вива пучит провалы глазниц бесформенный череп, обтянутый чем-то гадко-телесным. Но это если не отрывать взгляда действительно долго, а так существо в зазеркалье обычно просто корчило рожи, будто насмехаясь над страхом мальчишки. Поэтому Вив не любил зеркала и старался избегать их. Особенно в сумраке или темноте, когда всё мутное и нечёткое. И без всякого зеркала может привидеться всякое… Вив был уверен, что если взглянет в зеркало в темноте, то сразу же увидит за стеклом гримасничающую рожу, даже всматриваться не придётся. А спать потом как, если знаешь, что оно там? Стоит только сделать несколько шагов к зеркальному проёму…
И при всём при том мальчик иногда эти несколько шагов делал. Не в темноте, разумеется, а днём. Становился напротив, переставал моргать – и его страшный двойник немедля появлялся. И тогда надо было отвернуться – быстро-быстро. Иначе отражение успеет обрести свою жизнь. Вдруг оно тогда захочет уничтожить Вива и занять его место? Ведь там, в зазеркалье, наверное, так холодно и одиноко… Даже холоднее, чем здесь, наяву, в огромном доме, принадлежащем семейству Вива. Иначе почему стекло всегда такое ледяное на ощупь?
***
Когда Вивиан стал постарше, он узнал, что детские страхи были обыкновенными выдумками. Нет никакого зазеркалья. Зеркало - всего лишь раскатанный лист стекла, на который нанесли сплав металла. А эффект гримасничанья появляется из-за того, что глаза, если не моргать, устают и начинают обманывать. Если на что угодно смотреть таким образом, оно начнёт меняться, просто на отражении это заметнее всего. Так что подросток больше не боялся подходить к зеркалам и рассматривать своё лицо. Ему просто было немного не по себе, да и всё.
Кто не пытается оценить свою привлекательность в четырнадцать лет? Сравнить с другими людьми – хорош, или рожа плевка просит, и никто на парня с такой физиономией в жисть не позарится, даже будь он хоть сто раз знатного рода и будущий наследник немалого состояния? Состояние и титул в то время Вива вообще мало волновали, пусть даже целый сонм разнообразных учителей и наставников пытался сделать из него достойного отпрыска главы семейства. Вот прыщики, незнамо по какому праву вскочившие на лбу – это да.
И вообще, Вив, со свойственной многим юнцам неуверенностью в себе, к внешности своей относился критически и придирчиво. Вот и в тот раз всматривался в отражение (даже на время позабыв, что оно может начать вести себя неподобающе) в поисках ответа на главный мучивший его тогда вопрос: а можно ли считать, что я очень даже ничего? Служанки говорили, что он мил, но в таких делах разве им стоит доверять? Они что хочешь скажут, чтобы заслужить расположение господина. Наверное, они бы говорили это каждому, будь он даже прыщав от лба и до подбородка, косоглаз, кривонос и с заячьей губой вдобавок.
По счастью, этого всего, как тщательно Вив ни присматривался, он за собой не углядел. Ну может, лицо и не картинка… Обычное, человеческое. И нос вроде как обычный, хотя нет, вполне даже хороший нос. Ровный. Волосы тёмные и даже немного с рыжиной – диковинный цвет, можно записать в плюс и даже чуточку гордиться. Подбородок… Ну не то, чтоб прям совсем выдающийся (Вивиан на всякий случай выпятил нижнюю челюсть и посмотрел в профиль, скосив глаза; и сразу же впятил обратно, потому что вид приобрёл от таких мимических упражнений непередаваемо дурацкий), но и не слабый. По крайней мере, не переходит сразу в шею, как у этого занудного Эриха, с которым пытались его когда-то подружить родители – он-де, личность немаловажная, пусть только подрастёт, а ты учись завязывать связи и полезные знакомства. А то правила вежливости вроде как и вбили, а впрок не пошло. В отношениях с людьми Вив поразительно терялся. А потом приходилось выслушивать упрёки от отца, когда он всё-таки соизволял снизойти к сыну, дабы в очередной раз сообщить, в чём тот очередной раз провинился. Но что мог Вив поделать, если просто не представлял, как себя вести? И уши у него наверняка предательски краснели, когда он в очередной раз пытался кого-нибудь обаять. Уши лососиного цвета. Или лососёвого. Просто замечательно.
Вивиан скривился и показал отражению язык. Отражение послушно высунуло язык в ответ, не отстав ни на мгновение. Мысленно приказав ему вести себя хорошо, подросток вернулся к разбору своих достоинств и недостатков.
Да, уши как-то не очень. Может, отпустить волосы пониже, чтобы их закрывали? И назад так далеко с висков не зачёсывать. А то только больше торчат. Как лопухи.
Всласть проехавшись по ушам и преисполнившись какого-то мрачного удовлетворения, Вивиан перешёл к разглядыванию глаз. Их он решил оставить напоследок, чтобы окончательно не впасть в подавленное расположение духа после осмотра всех остальных достопримечательностей лица. Глаза ему втайне даже нравились. Цвет у них был привлекательный, зелёный. С тонкими прожилками карего, которые придавали им какую-то особую загадочность, что ли. Чисто зелёные были бы лучше, конечно. Чтобы сравнивать их с изумрудами и прочими красивыми вещами, как обычно в стихах и прочей литературе романтического плана, которую Вив втайне от наставников почитывал, особенно места про поцелуи. Но оникс тоже ничего. Ониксовоглаз и темнорыжеволос. Звучало ничего так, хотя насчёт «темнорыжеволосого» Вив уверен не был. Может, лучше «чернобуролисоволос»? Тоже как-то… кхм.
Задумчиво закусив губу, подросток созерцал своими «ониксовыми» глазами отражение, а оно смотрело в ответ. И даже как будто насмехалось над потугами Вива. Словно знало что-то такое, что неведомо ему.
Вивиан приблизил лицо к стеклу вплотную и строго посмотрел на двойника.
- Как думаешь, уши прикрывать или не надо? – спросил, будто бы ему могли ответить. Отражение шевелило губами в такт, поддерживая игру, и щурило глаза. Вивиан тоже прищурился, наблюдая за проблеском зелени между ресниц. Чёрные точки зрачков расширялись и затягивали, вытесняя радужку, отчего становилось жутковато. Но Вив не отвернётся на этот раз, нет.
- Можешь не делать вид, что разговариваешь. Я всё равно тебя через стекло не слышу, - сообщил подросток отражению. Оно послушно повторило все слова – разумеется, беззвучно.
- Зачем ты приходишь на меня смотреть каждый раз? – происходящее отдавало лёгким безумием, а зеркало было просто стеклом и металлом, и всё же. Никто Вивиана здесь не побеспокоит, и даже надоедливые слуги умеют стучаться. Почему себе не позволить небольшую глупость? Голос звучал в тишине комнаты неуместно, но его хотелось продолжать слушать. – Зачем продолжаешь притворяться, что ведёшь беседу?
Отражение загадочно смотрело из-под ресниц, и в глазах его, казалось, таились потусторонние искры, хоть подросток и знал, что это всего лишь отблеск светильника позади. Вивиан дотронулся до гладкой поверхности. Тот, зазеркальный, тоже поднял руку и коснулся пальцев Вива своими. На мгновение подростку показалось, что он чувствует что-то ещё, кроме твёрдого стекла. Но он не мог сказать наверняка, а вот холод – холод ощущался отчётливо.
- У тебя пальцы озябли, - сказал Вивиан двойнику. – Тебе что, тоже поговорить не с кем?
«Не с кем», - явственно прочитал по губам.
- Значит, нам обоим не повезло, - вынес он вердикт и посмотрел на отражение уже с приязнью. Оно, кажется, было не против, и глядело на Вива тоже вполне благосклонно. – И зачем ты мне рожи в детстве корчил. Когда ты этого не делаешь, то вполне симпатичный.
Комплимент двойнику вроде бы польстил. По крайней мере, заставил улыбнулся.
Вивиан вздохнул и прислонился лбом к стеклу, прикрывая глаза.
- Я же знаю, что тебя не существует… - признался он отражению. – Ты уж прости.
Отражение промолчало. Наверное, обиделось и ушло, воспользовавшись тем, что Вивиан перестал на него смотреть.
Подросток постоял так ещё немного – ему было отчего-то грустно и одновременно спокойно. Уходить не хотелось, отнимать головы от зеркала тоже. Оно вроде бы и не таким студёным уже стало. От тепла человеческого тела, видать. Если бы двойник остался, может, погрелся бы хоть немного.
Но когда снова поднял веки, выяснилось, что отражение никуда не делось. Или вернулось достаточно быстро, чтобы занять прежнее место. Оно стояло, прислонившись лбом ко лбу Вивиана, и выглядело грустным.
Вив вздохнул ещё раз. И быстро, пока двойник не успел отстраниться, коснулся зеркала губами. Стылая гладкая поверхность. Но она нагревалась под дыханием.
Вивиан смежил ресницы так, чтобы оставалась узкая щелочка – только лишь знать, что двойник там, совсем рядом, - и прижался губами теснее, превращая прикосновение в поцелуй. Навалился телом на стекло, скользя по нему пальцами, как будто желая приласкать того, кто за ним скрывался. Зеркало на вкус было… никаким. Как твёрдая вода, только не лёд, не настолько холодное. Но Виву казалось, что под прикосновениями оно подаётся, что его можно растопить и ощутить что-то, что-то…
Подросток опомнился и отшатнулся, тяжело дыша. Сердце бухало в груди и отдавалось в ушах изнутри. Отражение, мутное и искажённое, выглядело таким виноватым, каким себя чувствовал он сам. Влажные следы от языка на запотевшем от дыхания стекле вызвали острый приступ стыда, а двойник был свидетелем и сообщником всему, что произошло.
Но хватит себя обманывать. Нет никакого двойника, это просто обыкновенное зеркало. А Вивиан – обыкновенный псих, который целуется со своим отражением, как полный идиот. Как же, наверное, глупо и жалко это выглядело со стороны!.. А если бы кто-то зашёл? Пусть даже они не заходят без предупреждения, но всё равно успели бы увидеть следы, и тогда…
Вив мысленно застонал и начал поспешно стирать рукавом мокрые пятна с зеркальной поверхности. Запонка проехалась по стеклу с мерзким скрипом, от которого подросток весь сжался. Он испугался, что оставит царапину, и тогда все точно поймут, чем он тут занимался. Как именно из царапины можно вывести его постыдный поступок, Вив не знал, но почему-то был уверен наверняка. По счастью, камень, вставленный в запонку, не был алмазом, и зеркало не пострадало. А вот следы затираться не хотели, только размазывались ещё больше, что разжигало вдобавок к стыду раздражение и злость. Вивиану пришлось повозиться, чтобы вернуть зеркало в прежнее состояние – и он вытирал его до тех пор, пока на поверхности не осталось ни единого пятнышка и оно не стало таким же кристально чистым, как прежде.
Но даже если оно внешне выглядело так же, как до этого случая, Вивиан не сумел стереть пятна, испачкавшие воспоминания. Больше он подобными глупостями не занимался.
***
Прошло ещё какое-то время. Ничего в жизни Вивиана особо не менялось – только добавлялись наставники и появились некоторые обязанности, которые он всей душой ненавидел. Гордым наследником знатного рода он себя не чувствовал. По правде говоря, вообще никем особенным он себя не чувствовал. Дни шли за днями без всякого просвета, и Вивиану уже начало казаться, что так будет вечно, и ничего стоящего и интересного его впереди уже не ждёт. Оставалось только свыкнуться с этой мыслью.
Но затем произошло событие, которому всё же удалось изменить его судьбу, хоть на первый взгляд оно вовсе не выглядело таким уж значительным. Просто в город приехал странствующий цирк, и Вивиан об этом узнал – обмолвилась одна из служанок. Им вообще-то не дозволялось разговаривать с сыном хозяина дома без причины, но они периодически нарушали приказание, не умея держать язык за зубами дольше пары десятков минут.
То, что услышал Вив, казалось волшебной сказкой, слишком прекрасной, чтобы в неё можно было поверить. Звери из дальних стран, что повинуются каждому человеческому слову или жесту и умеют вытворять вещи, которые от неразумных созданий совершенно не ждёшь! Люди с гибкими телами, ловкими руками и хорошо подвешенными языками, приехавшие, вероятно, из тех же дальних стран, что и звери – они могут заставить смеяться и плакать, затаивать дыхание от ужаса и кричать от восторга. А маги-иллюзионисты, искусные фокусники? Им доступны все тайны этого мира. Они могут сотворить что-то из ничего или сделать одно совсем другим. Ну или заставить поверить в это всех присутствующих, что почти то же самое.
Естественно, Вивиан хотел туда попасть, как же иначе? На его веку цирк ни разу не приближался к столице королевства, да и сейчас его не пустили внутрь, оставив далеко за стенами. Возможно, с точки зрения администрации города, это и было верным решением, но Вивиан с таким положением вещей не соглашался. Как можно отвергать нечто столь чудесное? Вот он не собирался пропускать такое событие. Возможно, единственное стоящее событие всей жизни.
Потому и пребывал в радостном предвкушении, и даже рутинные занятия не казались теперь такими уж тягомотными, хоть и сложно было усидеть на месте, выписывая с карты названия провинций и заполняя пространство листа кляксами и информацией из уст учителя. Даже сухие наименования выглядели теперь загадочными и привлекательными: они скрывали за собой места, которые подросток никогда не видел, но хотел бы увидеть, и людей, которых он никогда не знал, но хотел бы узнать поближе.
Праздничное настроение продлилось ровно до того момента, когда Вивиан поделился чаяниями с отцом во время их обычной вечерней встречи, где обычно рассказывал о своих успехах или отсутствии таковых. Ответ отца был скор, резок и однозначен, и прозвучал для Вива, как приговор.
Нет, никаких цирков, ни в коем случае. Это развлечение для черни, а потомку древнего рода, служившего трону с незапамятных времён, не пристало водиться с такими людьми и предаваться подобным низкопробным «удовольствиям». Вивиану надлежит заниматься только тем, что ему пристало по положению, а мыслей о чём-то другом даже возникать не должно. Сегодня он желает, видите ли, посмотреть на цирк, завтра уже водится со всякими подозрительными личностями, его кругу не принадлежащими, а послезавтра позорит семью так, что она становится предметом обсуждения и осуждения даже при дворе. Сплетников приходится убивать на дуэлях, потому что некоторые слова можно смыть только кровью, а готов ли Вивиан за себя постоять, если даже нормально удержать меч в руках не способен, а уж тем более орудовать им против достойного противника? Ведь Вивиан же не хочет закончить, как его дядя, имя которого сейчас предано забвению?
Вивиан не хотел.
Тогда марш в постель, и чтобы я больше не слышал от тебя ничего об этом. А с завтрашнего дня я прикажу, чтобы часы занятий фехтованием увеличили вдвое. Если у тебя будет меньше времени на глупые мысли, может ты и возьмёшься за ум, кто знает. Пока от тебя одно разочарование, - вот что сказал отец.
- И всё равно сбегу и посмотрю, - сообщил зеркалу тем вечером Вивиан после того, как наплакался всласть в подушку. Вероятно, орошать слезами спальные принадлежности наследнику аристократического дома тоже не пристало, и отец рассердился бы, узнай об этом, но по правде говоря, подростку было уже всё равно.
И он действительно сбежал. Сказался больным, и прежде чем успели доложить отцу – а тот бы наверняка догадался, в чём дело, и задержал Вива – выбрался из дома через окно. Деньги у него с собой были; подросток смутно представлял, сколько может стоить посмотреть на цирк. С одной стороны, отец говорил, что это развлечение для черни, а вряд ли у них так уж много денег, чтобы тратить на забавы. А с другой – нечто столь удивительное разве бывает дешёвым? Так что Вивиан на всякий случай взял десяток золотых, и теперь они позвякивали у него в кармане, придавая уверенности.
Он знал, что его выходка была сумасшествием, но просто не мог от неё отказаться.
Как он пробрался через весь город и за ворота, как искал цирк – это отдельная история, и не самая весёлая. Но все мытарства подростка были вознаграждены, когда он своими глазами увидел необъятный полосатый купол, раскинувшийся перед ним, и огромную толпу, в которой смешались представители всех рас и всех слоёв населения. Звероподобные чарры, продвигающиеся в людском потоке с неожиданной грацией. Мелкие мохнатые асура, рядом с которыми часто шествовали дивные самоходные механизмы. Сильвари, чьи тела были покрыты листьями, а волосы казались растительностью в совершенно буквальном смысле слова. Нависающие над всеми грозные норны – эти, впрочем, выглядели вполне похожими на человека. Ну и люди, конечно же – мужчины и женщины, и дети, и даже старики. И все они двигались к шатру, галдя, переговариваясь, периодически разражаясь взрывами смеха или выкликивая в толпе знакомых. От шума, создаваемого многосотенной толпой, у Вивиана заболела голова, но это было абсолютно неважно. Ему всё казалось волнующим, всё внове, а внутри словно махали крыльями тысячи бабочек, отчего он сам чудился себе лёгким-лёгким, готовым подняться над землёй от любого толчка.
Вход оказался куда дешевле, чем полагал Вивиан. Его карманы кто-то довольно быстро освободил от лишнего веса, как только подросток перестал беречь золото как зеницу ока. Но это его совершенно не беспокоило. Он был захвачен предвкушением предстоящего зрелища и не собирался обращать внимание на такие мелочи.
Наконец, все расселись и притихли. Под куполом притушили свет, и началось представление. Оно было именно так прекрасно, как Вивиан и предполагал. Там было всё – и звери, прыгающие через огонь или приносящие чай на подносе. И акробаты, которые на высоте десятка метров выписывали в воздухе своим телом необыкновенные фигуры и гнулись по-всякому, будто у них не было костей. И жонглёры, что швыряли друг другу горящие факела и разные другие предметы. И актёры со сценками, которые Вивиан понимал не до конца, но смеялся вместе со всеми.
Но лучше всего оказался маг-иллюзионист. Когда он выступал, свет погасили совсем, и в темноте распускались удивительные цветы – красные, жёлтые, синие, но больше всего лиловые. Они проклёвывались из засыпанного опилками пола, тянулись бутонами к куполу и там раскрывались над головами публики, превращая тканый потолок в холст для картин. А потом цветы рассыпáлись искрами и огнями, и сияющая пыльца падала прямо на зрителей. Этих светляков можно было поймать, и они продолжали мягко лучиться даже в ладонях, не обжигая пальцев. А дракон? Когда его гигантский сверкающий силуэт вылетел словно бы ниоткуда и взмахнул крыльями, подняв самый настоящий ветер, раздались испуганные вопли – но они стали втрое громче, когда дракон раскрыл пасть и пыхнул пламенем, осветив на несколько мгновений сотни потрясённых лиц. Многие в страхе закрылись руками или зажмурились, но Вивиан нет. Он мог только смотреть широко распахнутыми от восторга глазами на дивное создание, отпечатывая его в памяти на всю оставшуюся жизнь, восхищаясь каждой чешуйкой, каждым изгибом изящного змеиного тела, - и талантом человека, которому подвластно воплотить подобное существо в реальность.
Дракон сделал несколько кругов по шатру, заставляя шевелиться волосы на головах зрителей. А затем выпустил через ноздри несколько колец разноцветного дыма, которые одно за другим перетекли в причудливые фигуры, - и распался на мириады фиолетовых бабочек, разлетевшихся по шатру, где их тотчас же начали ловить дети. Вивиан и сам поймал такую – она шевелила крыльями в его горсти, и можно было даже рассмотреть её лапки и усики. Бабочка выглядела совсем как настоящая, и ощущалась вполне материальной. К сожалению, долго это не продлилось – уже через несколько мгновений она стала полупрозрачной, будто бы призрачной, а потом истаяла совсем. Подросток понимал, что так и будет, но ему всё равно было жаль. Как и того, что выступление фокусника оказалось последним в программе. Включили свет, и мужчина, по чьей воле только что на глазах собравшихся произошло самое настоящее чудо, откланялся и объявил о завершении сегодняшнего представления. Вивиану захотелось разглядеть его лицо, но оно было скрыто за лиловой маской, покрытой блёстками. Если бы не яркий костюм, иллюзионист показался бы, наверное, совсем невзрачным, но Вив не ощутил разочарования. В этот момент ему больше всего хотелось быть по другую сторону барьера, отграничивающего лавки зрителей от сцены. Может, даже самому вызвать к жизни что-то настолько же восхитительное, как то, что он только что увидел… Но поток зрителей уже понёс подростка к выходу. Пришлось забыть на время о мечтах и следить за тем, чтобы не придавили в толпе или какой-нибудь норн не оттоптал ноги подбитым сталью сапогом.
А с той стороны беглеца уже ждали, почти у самых воротец, что были навешены на хлипкое ограждение вокруг прицирковой территории. Наверное, высланные отцом стражники не ворвались внутрь только потому, что не хотели поднимать шум и давать пищу пересудам, а иначе бы вытащили Вива из цирка сразу же, не дав досмотреть представление.
Дома, как и стоило ожидать, его ждал выговор отца и порка. И даже мать, хоть обычно не принимала участия в семейных делах, и то нашла в себе силы спуститься вниз из своей спальни, где проводила в постели дни и ночи, слишком хрупкая здоровьем для того, чтобы вставать. Кто-то не сдержал язык и разболтал ей, что сын сбежал из дома; семейному доктору пришлось потрудиться, чтобы привести её в чувство. После целебного кровопускания мать была бледна, но вполне держала себя в руках, да и настойка из лавровишни сделала своё дело. Так что она даже смогла рассказать Вивиану, как сильно его любит, пусть даже тот из-за своих эгоистичных капризов чуть не свёл её в могилу. Она так плакала, что у Вива разрывалось от боли сердце. И это, пожалуй, было куда хуже порки, хоть после неё и пришлось лежать пластом два дня: розги шли в ход не первый раз, но вот расстроить мать настолько сильно Виву довелось впервые. И впервые ему по-настоящему хотелось исчезнуть. Так, чтобы никогда и не существовало человека по имени Вивиан, а вместо него родителям достался кто-то получше, кто не расстраивал и не разочаровывал бы их. Но поделать что-то с этим Вив не мог, и деться ему было некуда – если бы он ещё раз вздумал своевольничать со своей жизнью, то у матери точно не выдержало бы сердце.
***
И снова один за другим вереницей потянулись дни. Вивиан старался не думать ни о чём, кроме как быть примерным сыном, выполнять веленное и слушаться наставников. Но мысли всё равно иногда возвращались к тому дню, когда он прикоснулся к неизведанному и прекрасному. И пусть воспоминания были испорчены, безнадёжно отравлены тем, что произошло потом – даже осознанию собственной вины не удалось полностью заглушить восторг от увиденного, уничтожить в Виве желание самому причаститься к чуду.
И когда один из наставников случайно обмолвился о науке создания иллюзий (причём довольно пренебрежительно), подросток не смог скрыть интереса. Ему пришлось согласиться, что подобные практики противоестественны и даже ещё более противны природе, чем обычная магия или некромантия, - лишь бы учитель ещё крепче не взялся ругать «несносных фигляров, играющихся с силами, которые находятся выше человеческого понимания». Вивиан осторожно подтолкнул разговор к интересующей теме: что же магия иллюзий такое. Он сказал, что ему важно это знать, чтобы точно взвесить степень абсурдности влечения к магии, и учитель даже похвалил его за такое сознательное и ответственное отношение к предмету. А на следующий раз принёс книгу «О создании фантомов, миражей и химер», что представляла собой написанное цветистым и архаичным языком руководство именно на ту тему, что заявлялась в названии. Вивиану задали изучить врага, что называется, от корки до корки и написать эссе о вреде обмана органов чувств.
Подросток мог потянуть время – одну неделю, максимум две, - но потом книгу надо было вернуть. И он принялся её переписывать от руки.
Он посвящал этому каждый час, каждую минуту, свободные от обязательных занятий и повинностей. Иногда проваливался в сон – когда пальцы переставали удерживать перо, а разум отказывался оставаться в сознании. Но потом удавалось как-то очнуться, и Вивиан снова принимался за работу, проклиная себя и свою слабость. Надо было спешить – ни одной строчки не должно пропасть. Он себе бы никогда не простил, если бы раскрытие самой главной тайны осталось на последних страницах и уплыло из рук точно так же, как в них появилось. По счастью, его плохое самочувствие через несколько дней заметили, и лекарь приписал постельный режим и пиявок. Вива не тревожили, и это дало ему ещё несколько часов в сутки.
Про эссе Вивиан совершенно забыл. Учитель напомнил, когда подросток принёс книгу обратно (а под перинами уже лежала толстая пачка рукописных листов – почти точная копия от первой до последней страницы). Вив думал, что его будут ругать за невыполненное задание, и приготовился к выговору и наказанию. Но учúтеля предупредили о болезни подопечного, и с виду тот правда выглядел больным, а не симулянтом, который решил устроить себе из-за лени перерыв в занятиях. Так что нагоняя Вивиан избежал. И всё же учитель не посчитал болезнь достаточной причиной, чтобы отказываться от задания совсем. В этом вопросе он решил держаться строго и сообщил, что эссе становится задолженностью, и до конца месяца его нужно написать. Без ущерба для основных занятий, разумеется. Книга пока остаётся у Вивиана, да и потом её можно не отдавать, потому что такой ерунде всё равно не место на полке у уважаемого человека.
Два дня Вивиан отсыпался, а потом принялся изучать магию иллюзий – месмерство, как это, оказывается, по-научному называлось.
Занимался он этим тайком по вечерам и ночам в своей комнате, прекрасно понимая, что отец будет в ярости, если прознает об увлечении сына. Каждый вечер Вивиан совершал преступление, каждый вечер всё сильнее отдалялся от той достойной уважения личности, которую из него пытались вылепить. Но искусство создания фантомов слишком манило, чтобы Вив нашёл в себе силы от него отказаться.
Очень быстро он понял, что фокусник-месмер из цирка был гением. Возможно, единственным в своём роде, и Вивиану с ним не сравниться никогда. Чтобы вызвать к жизни фантом, надо всё время держать в уме образ того, что хочешь увидеть наяву, причём не только внешний вид. Вот взять, например, бабочку. Недостаточно знать, как выглядит бабочка – а ведь далеко не каждый из нас обращал внимание даже на это; мы в курсе, что у бабочки есть цветные крылья, и тельце, и лапки, и предположительно глаза и усики, но представляем всё крайне смутно, а ведь есть великое множество мелочей, без которых насекомому не жить и никогда не подняться в воздух. И если всё-таки уделишь достаточно времени рассматриванию и запоминанию, так что сможешь чётко её представить – может, на какое-то краткое мгновение после произнесения необходимых магических формул и соткётся из воздуха призрачный образ. Но его невозможно будет удержать, если не знать бабочку изнутри – что она в действительности собой представляет, чем живёт, как работают механизмы, приводящие её в движение. Нужно понять смысл бабочки, самую сокровенную её суть – а поняв, удержать в голове.
Драконы, бабочки, чудесные создания… Вивиану удалось воплотить после долгих месяцев тренировок совсем немногое: призрачные язычки пламени, кольца разноцветного дыма, сияющие искры. Самым мудрёным его творением был иллюзорный плащ, который складками ниспадал с плечей и даже немножко развевался при ходьбе. А ещё он казался материальным на ощупь, но не оставлял впечатления ткани под пальцами – только чего-то вроде бы существующего. Про него нельзя было сказать, из чего он сделан, мягкий он или грубый, плотный или тонкий, бархатистый или гладкий. И хотя это уже казалось важным достижением – Вивиану хотелось большего. Он ведь так мечтал о фантомных существах! О чём-то гораздо более сложном, чем мог создать на данном этапе.
Но, видимо, начинающий маг упёрся в потолок своих возможностей. За следующие два года он освоил множество разнообразных иллюзорных форм, но все они были неясны и расплывчаты. Они выглядели по-разному, но изнутри оставались примитивными и почти пустыми.
Времени на собственные занятия становилось всё меньше. Вивиан требовался для семейных дел всё чаще. Он постепенно впадал в отчаяние. Казалось, его тайное увлечение останется всего лишь детским баловством, которому не место в настоящей жизни. Убежищем, куда можно иногда сбегать, если во всём окружающем мире не найдётся места, которому Вив принадлежит.
Перемен к лучшему не предвиделось. И потому совершеннейшей неожиданностью оказалось событие, после которого магия иллюзий наконец подчинилась Вивиану.
***
Вторую книгу по месмерской науке Вивиан достал уже сам: случайно увидел в лавке редкостей и старинных вещей. Её даже и книгой назвать было сложно. Скорее, написанный от руки дневник, только без личных записей - лишь то, что касалось создания иллюзий. Ничего общего с внушительным фолиантом, на котором основывались все прошлые изыскания подростка. Да и не верилось ему особо, что он сможет найти в записях что-то действительно полезное – ведь учебник, коим Вивиан до сих пор руководствовался, казался исчерпывающим по части пояснений и теоретического материала, техник применения и практических советов. Так что вряд ли удастся узнать нечто новое о науке – такое, что позволило бы Вивиану внезапно стать успешным месмером. Тут следовало посмотреть в глаза фактам и признать, что он просто-напросто не обладает достаточным талантом.
Но всё же ему было безумно интересно прочесть записи человека, гораздо дальше прошёдшего по пути, который хотелось бы выбрать для себя.
Секрет оказался прост, и автор изложил его буквально на первых же страницах. Да, для демонстрации миражей нужно держать в голове образ того, что желаешь показать людям и себе. Да, чтобы создавать замысловатые иллюзии, нужно быть гением, а кроме того, посвящать себя делу двадцать часов в сутки. Всё это действительно так. Но есть ещё кое-что.
В подсознании каждого из нас уже существует целостный, безумно сложный образ, который мы можем воплотить в жизнь без особых усилий. Этот образ – единственное, что по-настоящему постижимо.
В голове у человека хранится знание о себе самом.
О том, что он собой представляет изнутри и снаружи. Об его строении, о процессах, происходящих в организме. Как и почему движется, дышит, живёт – и что заставляет его это делать. Схема, с которой каждое мгновение сверяется природа, определившая человека человеком, причём именно таким, как есть. Со всеми особенностями, что различают индивидуумов.
Всё оказалось так просто. Только найти внутри образ себя и извлечь его наружу. А потом что-нибудь от него захотеть, давая цель и смысл существованию клона.
Вивиан справился в тот же день.
***
Когда Вивиан увидел точную копию себя, стоящую совсем близко – рукой подать, - у него перехватило дыхание. В голову, словно пульс, стучала мысль: у меня получилось! – но почему-то ей никак не удавалось пробиться внутрь, где её можно было бы по-настоящему осознать. Подросток никак не мог поверить, что ему удалось; всё казалось наваждением, галлюцинацией. Голова кружилась от перенапряжения – первый раз дался Виву с трудом. Но юный месмер – а теперь его можно было с полным правом так назвать – знал, что тяжело только поначалу, а потом использование магии должно приходить естественно, как дыхание. Как будто в теле есть особая мышца, которая отвечает за призыв фантомов, но до сих пор её не упражняли, и привели в действие только сейчас, когда узнали об её существовании.
Перед Вивианом стояло его отражение, обретшее плоть. Только оно, в отличие двойника в зеркале, не шевелилось. Лицо ничего не выражало, и глаза были пусты. Будто там, за ними, совсем никого нет. Будто некому из зрачков смотреть.
Всё ещё не веря в свой триумф, парень осторожно сделал шаг к двойнику. Как подходил раньше к зеркалу, только теперь его движения не повторяли. Не прикасаясь, смотрел на лицо, изучая знакомые по отражению черты – и почти их не узнавал.
Видимо, подсознание Вива знало его лучше, чем он мог себе представить.
Для двойника правое не было левым, а левое правым. На лице лежали тени. Уголки рта были опущены вниз. В нём чего-то не хватало, но Вивиан никак не мог понять, чего. Когда понял, грудная клетка клона стала подниматься и опускаться в такт дыханию, а две густые линии ресниц сомкнулись – он моргнул.
Вив вдохнул в него жизнь.
Это было страшновато и в то же время завораживающе. Как сон наяву, как некоторые из сказок, где герою приходится блуждать в поисках того, о чём он не имеет никакого понятия; там он бродит по сумеречным землям, куда не проникают законы привычного мира, и встречает странных существ; там всё не то, чем кажется. Нашёл ли Вивиан, что искал?
Парень осторожно протянул руку, как протягивал когда-то изображению за стеклом. Клон стоял неподвижно и невидяще смотрел, и в отражении было куда больше жизни, чем в нём. Вивиан коснулся его плеча, и пальцы чуть не прошли сквозь плоть, как если бы стоящая перед ним фигура являлась призраком. Говорят, если увидеть призрачного двойника, скоро произойдёт несчастье. Быть может, за углом даже поджидает смерть.
Но ведь в месмеризации нет никакой мистики?
Вивиан представил, что касается живого человека. Молчаливого – быть может, потому что обижен и не хочет разговаривать? Когда-то Вив уже просил прощения у отражения в зеркале, и готов попросить ещё раз, хоть и не знал, за что.
Он провёл ладонью по плечу уже смелее. Совсем как настоящий, вовсе не призрак, не фантом. Под одеждой – откуда сознание знает ещё и её? интересно, в записях есть объяснение этому? – тепло человеческого тела, такое, как должно быть. Как Вивиан и представлял по случайным прикосновениям, бывшем в его жизни не так часто.
Как живой.
Двойник снова моргнул, на секунду скрыв за веками тусклые глаза, и вдоль хребта Вива поползли мурашки. От страха, от восторга… От того, что сейчас с ним происходило что-то из ряда вон выходящее, и он сам этому был причиной. Двойник – его создание, то, к чему Вивиан шёл так долго.
Месмер коснулся волос воплотившегося отражения. Гораздо длиннее, чем он увидел тогда в зеркале. Мягкие пряди, в них так приятно запускать пальцы, перебирать. Что Вивиан и начал делать – бездумно, не в силах отказаться от нового для него ощущения. Вот значит как оно – запросто прикасаться к другому человеку, вбирать его в себя через всё органы чувств, тянуться…
Поддавшись порыву, Вивиан обхватил другого-себя, как сделал бы, наверное, с зеркальным отражением когда-то, не будь оно отделено толстой стеклянной стеной. Закрыл глаза и прижался всем телом, пряча лицо в шее, упиваясь тем теплом, которое может дать только физический контакт. Не было неловкости, что обязательно бы возникла при попытке приблизиться к чужому человеческому существу, не было тревоги, заставлявшей держаться настороже; органы чувств обманывались знакомством с этим телом. Привычный ритм дыхания и запах, всё родное настолько, насколько может быть.
Вивиан захотел, чтобы его тоже обняли и окружили теплом. Сложно долго игнорировать тот факт, что человеческое создание в его объятиях стоит безмолвной куклой и никак не реагирует. Чувствуешь себя неуместным.
Двойник чуть помедлил и всё-таки сомкнул руки вокруг Вива. Словно с неохотой, но и этого было достаточно, чтобы создать иллюзию доброй воли.
Пришло, как удар в солнечное сплетение чем-то острым - понимание того, что всё время Вив был, оказывается, несчастен. Как человек, которого десятилетиями мучила жажда, но он о ней не знал, потому что не знал, насколько бывает живительна вода; не представлял, какое облегчение – утолить жажду и утолить желание. Больше, чем желание. Необходимость.
Первые минуты Вивиан просто стоял, блаженствуя от столь близкого контакта. Ему было хорошо и спокойно - овеществившийся призрак состояния, которое он когда-то пережил, прижимаясь лбом ко лбу своего зеркального отражения. Но теперь ярче, полнее.
Месмеру удалось разбить стеклянную стену и вытащить того мальчишку из зазеркалья.
И Вив прикоснулся губами к его губам, совсем как тогда. Просто для того, чтобы убедиться – стены больше нет.
Её не было.
Ничто не помешало прижаться так тесно, как хотелось, смешать дыхания; услышать хриплой вздох: то ли чужой, то ли свой – Вивиану стало не до того, чтобы разбирать. Подросток был словно околдован происходящим, иллюзией близости, которую сам для себя создал. Она кружила голову и мутила сознание, но Вив даже не собирался избавляться от морока; наоборот - желал окунуться в него с головой.
Вивиан и сам не заметил, как простое соприкосновение перешло в глубокий поцелуй, отчаянный и жадный. Раньше он никогда не целовался, но представлял, как это делается – видел и читал. Иногда описания вызывали брезгливость: совать свой язык в чужой рот, влажный от слюны, позволять делать то же самое с собой… Буээ! И всё же, почему-то люди – и в жизни, и в книгах – вели себя так, будто им приятно; неужели они все такие неразборчивые? Нет, наверняка было ещё что-то. И это распаляло воображение, вызывало желание хотя бы попробовать. Временами любопытство становилось просто мучительным…
Но Вивиан не представлял себе, что может найтись человек, с которым он сблизится настолько, чтобы заниматься подобными вещами. Он не был уверен, что такой человек вообще существует.
Целоваться оказалось совсем не противно, а наоборот, очень приятно.
Это занятие по-настоящему увлекло Вива, особенно если учесть, что партнёр был не против. Он не проявлял инициативы, просто позволял делать с ним то, что Вивиану хотелось – но при этом всё же реагировал: подавался навстречу и тяжело дышал, отвечал на движения губ и языка. Когда подросток оторвался от него, чтобы перевести дух, и начал пока неумело гладить по голове, путаясь пальцами в волосах, - двойник приласкался к руке, потёршись о неё, словно кот. Котов Вивиан гладить умел, а вот людей – нет. Оставалось надеяться, что он делает всё правильно.
Вот только у зверей, как оказалось, было важное преимущество перед клонами. Даже у самого облезлого бродячего кота глаза блестели, в них сияла какая-то искра – то ли понимания происходящего, то ли интереса к окружающему миру. Наверное, именно так можно проверить наличие души.
И клону души явно не хватало. Предвосхищая желания Вивиана, он двигался, как мог бы человек или зверь, но при этом оставался безэмоциональным. Было слишком очевидно, что на самом деле ему всё равно.
Это всё глаза, - понял Вив. Всё дело в глазах. Они слишком пустые и кукольные, и никак не выходит придать им нужный блеск.
От невидящего марионеточного взгляда стало слишком не по себе, особенно теперь, когда первая эйфория схлынула.
Месмер заставил двойника закрыть их и повторил поцелуй, но того прежнего удовольствия уже не ощущалось. Никак не удавалось отделаться от непрошеных мыслей; семена сомнений были посеяны. Лицо клона с опущенными веками и двумя полукружьями ресниц выглядело слишком безмятежным, словно он спал.
Вивиан не выдержал и отстранился. Тихо пробурчал ругательство. Припомнил нужные формулы заклинаний.
И тремя пальцами провёл черту перед глазами двойника, которая приняла вид непроницаемой чёрной повязки. Уж на такое его умений хватило.
Вив завязал её сзади, как будто она была настоящей. Ткань ощущалась тканью, то казалось туманом, который невозможно удержать, - но оставалась с виду плотной и реальной. Месмер прогладил воздух от узла и ниже, соткав длинные ленты, что опускались двойнику на плечи и змеились до лопаток. Это выглядело даже красиво.
Теперь двойник казался настороженным и чего-то ждущим. Его губы были разомкнуты, будто он мог дышать только через рот, а грудная клетка напряжённо вздымалась. Теперь он не казался безжизненным, скорее просто слепым – ведь только слепой может добровольно терпеть повязку, не пытаясь её стащить тотчас же.
Вивиан снова прогладил его плечи, спину. Завёл двойнику руки назад – тот, как и следовало ожидать, не сопротивлялся. Ещё одна иллюзия заменила тонкий кожаный ремень, спутывающий запястья. Вид самого себя с завязанными глазами и стянутыми за спиной руками создавал странное впечатление правильности. И всё же Вив прекрасно понимал, что ступил на запретную территорию. Он делает сейчас то, чем заниматься не следовало бы. Но это не так уж и важно. Фатальный шаг он совершил уже давно. Месмерство само по себе непристойно, и если о нём узнают, Вивиан будет опорочен навеки.
Но эту часть своей жизни отдавать на растерзание он не собирался.
Пальцы снова проходятся по одежде, по спине вдоль хребта и между лопаток. Кожа отражения на вкус, как собственная, но пробовать её не в пример приятнее. И видеть, как он доверчиво подставляет шею под поцелуи и деликатные укусы; как поворачивает голову на звук, если не чувствует больше прикосновений; как учащается его дыхание, и он облизывает пересохшие губы…
Он, который другой Вивиан.
Настоящий Вивиан колеблется, проводя ладонью по животу себя-другого. Но он слишком зачарован, и его по-прежнему снедает любопытство. Рука опускается ниже – туда, где мысли в его голове уже обозначили совершенно определённую физиологическую реакцию. Он со смущением понимает, что это – всего лишь слепок с его собственной. Возбуждение месмера проявляется и в его отражении.
Человек в зазеркалье всегда хочет того же, что и Вив.
И будь это хоть сотню раз непристойно – Вивиан мягко толкает двойника на колени. Снова перебирает ему пряди. Смотрит в собственное лицо, не отрываясь – даже когда начинает мутиться в голове, когда всё воспринимается, будто сквозь туман. Двойник старательный, как и сам Вив, и такой же неопытный.
От запретности удовольствия по спине ползут мурашки, и в то же время противно тянет под ложечкой. Сперва не сильнее сладкого спазма ниже, но постепенно крепнет, вытесняя всю привлекательность происходящего. Хуже всего становится, когда вслед за последним импульсом наслаждения очарование момента рушится, и Вивиан словно бы промаргивается, видя теперь ситуацию как есть.
Он сам, жалкий, сам себя унизивший, со своими лососьими ушами и приспущенными штанами, предающийся разврату… извращению… тайком ото всех, используя для самоудовлетворения что-то и без того запретное, а теперь ещё…
Предмет, выглядящий, как человек с чертами лица самого Вивиана, стоит перед ним на коленях – связанный и с завязанными глазами; губы припухшие, из их уголка до подбородка – влажный след. И собственные руки на тёмно-рыжих волосах…
О Лисса!.. - Вивиан беззвучно прошевелил губами имя богини, а мысленно – простонал. Или скорее то был вой - отчаянный от омерзения к себе, которое словно бы заполнило его до краёв и пропитало окружающее пространство; будто каждый предмет в комнате стал свидетелем позора, будто тысячи невидимых глаз смотрят на него насмешливо и неодобрительно, или ещё страшней – с жалостью…
И хуже всего – этот двойник, использованный, с отблескивающим в свете масляных ламп подбородком, и с кривой ухмылкой, которая, как вторая повязка, режет лицо надвое. Словно гримаса в зеркале, если смотреть слишком долго. Примерещилось ли?..
Вивиан поспешно развеял магию, заставив клона рассыпаться лиловыми искрами – не хотел их, получилось само. Тот на прощание стал выглядеть, как будто укорял, а ухмылка действительно померещилась. Что, избавляешься от улик? – не произнесено, но в голове слова услышались отчётливей некуда. Заметаешь следы преступления? Стыдно посмотреть на дело рук своих?..
Рук, ага… Вивиан дрожащими пальцами заправился, застегнул ремень – долго не удавалось попасть в пряжку, и ногти бестолково скребли по металлу и коже. На дневник с записями неизвестного месмера взглянул почти с отвращением – хотелось зашвырнуть куда подальше, но не смог – книжка-то чем виновата? Просто закрыл, спрятал на обычное место, только торопясь – скорей бы с глаз долой, из сердца вон. Да не выйдет. А щёки прилившая кровь жгла, словно клеймом.
Прав был отец, тысячу раз прав…
Как в детстве, Вивиану хотелось плакать и грызть подушку. Только теперь он себе не позволит. Не имеет права.
С завтрашнего дня он будет примерным сыном. Научится всему, что от него требует отец. Будет зубрить до посинения, фехтовать до кровавых мозолей, встретится со всеми людьми, с кем ему прикажут, и даже постарается не выглядеть в их глазах тем ничтожеством, коим является. Всё, что угодно, лишь бы придти вечером, рухнуть без сил на кровать и больше ни о чём никогда не думать.
Но надо как-то пережить эту ночь, чтобы получить возможность забыться и забыть. Наедине с собой, с ворохом постыдных картинок, которые и не думают покидать головы… и наедине с зеркалом.
Которое почему-то снова манит сделать к себе шаг, хотя казалось бы, после всего…
Вот только от вида собственного лица ещё долго будет мутить.
Заказать, что ли, маску?
@темы: слэш, фэнтези, фанфик, Guild Wars 2, ориджинал, иллюзии, селфцест, плоды своего творчества, месмер
-
-
01.04.2014 в 03:06-
-
01.04.2014 в 13:00Мне понравилось, хоть я и не очень люблю слэш. Но это ведь и не слэш толком, так, селфцест и муки совести одинокого пацана. Полагаю, в будущем он все же стал сколько-нибудь значимым месмером и сумел выбраться из придворных тенет?
-
-
02.04.2014 в 01:06-
-
02.04.2014 в 01:22Сунулась посмотреть на ещё всякие примеры селфцеста - что-то, что называется, "с налётом извращения" (как когда-то lori@n выразилась про диагональный инцест). Ну... зато у меня даже есть обоснуй, в отличие от многих других случаев!
И на данный момент Вивиан, если не ошибаюсь, как-то довольно случайно успел отличиться в человеческо-кентаврийской войне, чем заслужил признание местного главнокомандующего, который теперь, давя на совесть, чувство гражданского долга и сознательность, пользуется его связями в аристократическом обществе для расследования дела о предательстве среди совета министров. Так что из придворных тенет он не то чтоб выбрался, но, по крайней мере, получил отдушину, да и более-менее значимой фигурой стал (пусть и фигурой главнокомандующего). А как дальше его история будет развиваться - это пока ещё неизвестно, но чую, что вынудят мир спасать. И пойдёт же! Главное, правильно надавить на эту самую совесть, сознательность, гражданский долг и так далее.
А с двойниками управляется лихо, да. Правда, чем дальше, тем больше с ними странностей. Иногда они вместо облика его самого принимают какой-то такой вид... Жутковатые существа с белых одеждах и с капюшонами, а под капюшонами - тупо темнота и пустота. Проходит несколько мгновений, и они возвращаются в нормальный облик и снова выглядят, как он сам. Иногда это происходит, иногда нет, и от чего зависит - непонятно. И это даже не то, что просто текстурки не прогрузились - выглядит именно как целостная моделька, просто вот такое что-то... страшное. Я понятия не имею, что это такое, но мурашки по коже. Про такие вещи любят писать в крипипастах по играм. Только тут взаправду. Такое крипи. Ну правда.
-
-
02.04.2014 в 01:28-
-
02.04.2014 в 22:56-
-
03.04.2014 в 00:23-
-
03.04.2014 в 00:26-
-
03.04.2014 в 12:11Рада за Вивиана. Надеюсь, оно и дальше все будет в порядке.
-
-
04.04.2014 в 04:13Я тоже надеюсь. Терпеть ненавижу истории с плохим концом.